Здравствуйте!  Сегодня я вам представлю выставку «Жаркое кубанское лето.  Великая Отечественная война 1943г.» - о лётчиках, участвовавших в освобождении Анапского района от немецко-фашистских захватчиков.

В книге «Золотая слава Анапы» рассказывается о девяносто Героях Советского Союза и пяти Геро­ях Российской Федерации. Все они родились, учились, работали или служили в Анапе, защищали или освобождали ее в годы Великой Отечественной вой­ны. Некоторые из них погибли у стен нашего города, многие жили или живут в нем после войны.

В газетных очерках описываются боевые вылеты на задания легендарных лётчиков Героев Советского Союза таких как Вадим Фадеев и Александр Покрышкин.

В книге Александра Покрышкина «Небо войны» есть фронтовые повести, в которых описываются воздушные бои в небе Кубани, это – повести «Над «Голубой линией», «Молодые крылья».

 

Отрывок из повести фронтовых лет А.В. Покрышкина

 «Над «Голубой линией»

... С первого дня наступления мы прочно захватили гос­подство в небе над Таманским полуостровом. Тогда гитле­ровцы начали практиковать воздушные засады. Летая на больших высотах, они подкарауливали наши отставшие от строя машины и внезапными атаками сбивали их. Так они подловили Островского и Вербицкого, чуть не сбили над аэродромом Фадеева. Мы вынуждены были принять ответ­ные меры, стали посылать специальных охотников, снаб­женных кислородным оборудованием. Вскоре наши снай­перы заставили фашистов отказаться от коварной тактики.

Однако борьба за господство в воздухе в эти дни ярко проявилась не в одиночных схватках, а в больших ожесто­ченных сражениях. Они начинались с утра и кончались ве­чером, нарастая, как нарастает шторм под непрерывным мощным ветром. Мы постепенно, но уверенно овладевали воздушным простором.

Однажды я во главе восьмерки вылетел на прикрытие своих наземных войск. Западнее Новороссийска нам встре­тились три группы вражеских самолетов. Восемьдесят один бомбардировщик в сопровождении десяти «мессеров». Я приказал Федорову сковать четверкой истребителей про­тивника, а сам вместе с парой Речкалова пошел в атаку на «юнкерсов».

Мы напали на них сверху. Первым же ударом я сбил ведущего головной группы. Строй бомбардировщиков рас­сыпался. Вторая атака — и еще один «юнкере» падает на землю, охваченный пламенем. Удачно атакует врага и па­ра Речкалова.

Противник в панике беспорядочно сбрасывает бомбы. «Юнкерсы» снижаются до бреющего и спасаются кто как может. Мы наваливаемся на вторую группу. Картина по­вторяется. У меня дух захватывает от этого зрелища.

Вдруг слышу по радио:

• Покрышкин! Покрышкин! Я «Тигр». Над нами нем­цы. Атакуйте!

Это звала станция наведения. Надо было спешить к пе­реднему краю. Я собрал восьмерку и взял курс на восток. Позади, словно сигнальные костры, догорали сбитые нами «юнкерсы».

Над Крымской мы застали двенадцать «мессершмиттов». Они, конечно, явились сюда, чтобы очистить небо перед приходом своих бомбардировщиков. А мы как раз только что рассеяли ту армаду, которую они поджидали.

Набрав высоту, моя восьмерка обрушилась на «мессершмиттов». Но они не приняли боя и быстро ушли в направ­лении Анапы. Мы не стали их преследовать. Боеприпасы и горючее у нас были уже на исходе.

В это время справа показались две группы «юнкерсов». Их сопровождала восьмерка истребителей. Что делать? Я повел группу в атаку.

Меткой очередью мне удалось сбить ведущего первой группы. Но патроны и снаряды кончились. Опустели кон­тейнеры и у других летчиков. А вражеские бомбардиров­щики продолжали продвигаться к линии фронта.

Тогда я приказал группе:

• Сомкнуться! Имитируем таран!..

Летчики поняли мой замысел. Правда, раньше мы ни разу не ходили в «психическую» атаку всей группой, но сейчас другого выхода у нас не было.

Гитлеровцы не выдержали нашего дружного удара. Беспорядочно сбрасывая бомбы, они ныряли вниз и разво­рачивались на обратный курс. И как раз в это время по­явились наши истребители. Теперь нам можно было уходить. Мы свою задачу выполнили, не потеряв ни одного самолета.

5 мая наши войска овладели станицей Крымской. В этот день на аэродром не вернулся Вадим Фадеев.

Вражеская авиация окончательно утратила свое пре­восходство в небе Кубани. Наши бомбардировщики и штур­мовики наносили теперь массированные удары по так на­зываемой «Голубой линии» немцев. Истребители тоже дей­ствовали большими группами, встречая врага на дальних подступах к фронту.

Противник непрерывно укреплял оборону, подбрасывая на Кубань все новые и новые подкрепления. Казалось, именно здесь разыграется решающая битва. Но 8 мая и у нас смолкли орудия, притихли аэродромы.

На следующий день, теплым весенним утром, у КП со­брался весь полк. Замполит Погребной, носивший, как и Фадеев, почетную фронтовую бороду, повел речь о победе войск фронта, об успехах наших летчиков. Затаив дыхание, мы ожидали, что он скажет о Вадиме Фадееве. Вчера позд­но вечером возвратились люди, ездившие туда, где упал его самолет. По отрывочным рассказам уже была восста­новлена вся картина боя, в котором участвовал Фадеев, связаны в целое подробности последних минут его полета. Мы знали, что плавни, заросли камыша, над которыми Фадеев тащился на подбитой машине, навсегда поглотили I тайну его гибели.

Погребной перечислял имена героев битвы за освобож­дение Крымской. Его голос звучал звонко, сильно и вдруг надломился. Замполит умолк и опустил голову.  Мы поня­ли, чье имя было ему тяжело произнести. Оно жило, зву­чало в этом свежем воздухе, в лучах солнца. А человека не было. На лице Погребного мы увидели слезы и тоже безмолвно склонили головы. Эта минута общего молчания была солдатским прощанием с нашим другом, товарищем, коммунистом.

Замполит снова заговорил о бессмертии наших подви­гов, о счастье народа, за которое мы, сражаемся, о за­воеванном господстве в небе Кубани. Все это сливалось с образом Вадима Фадеева. Он был человеком большой души, неисчерпаемого оптимизма, железной веры в победу. Я слушал Погребного, призывавшего нас крепиться духом, «отомстить за Фадеева в грядущих боях, слушал — и думал, думал о Вадиме.

Он стоял передо мной. Богатырь, щедро наделенный добротой, искренностью, душевной чистотой, юношеской неиссякаемой веселостью, выдумкой, энергией. За непро­должительное свое пребывание в полку он оставил в каж­дом из нас глубокий,' неизгладимый след. А я с Вадимом не только взлетал с одного аэродрома, жил в одном об­щежитии, встречался за одним столом, обсуждал прове­денные вместе бои. Я крепко дружил с ним.

Вадим еще там, в Манасе, умел шуткой, вызовом на откровенный разговор быстро устранять недоразумения, которые возникали в наших взаимоотношениях с Марией. Он сам затащил нас к местному фотографу, усадил перед объективом и сказал:

— Сними их, пожалуйста. Они, понимаешь... Ну в об­щем они должны быть навсегда вместе. Снимай быстро!..

Он очень тонко угадывал настроение, состояние това­рища и находил для него нужное хорошее слово.

Когда я узнал, что Фадеева не нашли, что он упал со своим самолетом в плавни, как было с Никитиным, мне стало еще дороже все то, что было пережито с ним вместе. Но я, привыкнув анализировать свои действия и поступки, теперь и потом еще много раз думал о поведении Фадеева в полетах й на земле, доискивался причин, которые при­вели его к гибели. Ведь все с чего-то начинается и к че­му-то приводит.

Фадеев был командиром эскадрильи, как и я, мы зани­мали в полку одинаковое положение, но я был старше его, больше летал, больше сбил, на суровое дело войны смот­рел несколько серьезнее, чем он, — этому научил меня жиз­ненный, боевой опыт. Как друг, я всегда старался кое-что подсказать Вадиму, кое в чем поправить его. Так было после его «трюков» над аэродромом и в других случаях. Вадим, выслушав меня, обещал не делать больше ошибок. Речь шла об очень важных вещах — о тактике, об излиш­ней самоуверенности в оценке врага, об образе жизни. Од­нако Вадим по молодости не всегда следовал моим сове­там, иногда больше полагался на свою стихийную могу­чую волжскую натуру.

Людмила, стремясь больше быть рядом с Вадимом в эти, заполненные боями дни, невольно отдаляла его от дружного коллектива летчиков полка. Мы же не только вели бои вместе, но и за товарищеской беседой на ужине и в общежитии, пока не засыпали, всегда обсуждали про­веденные схватки с противником и особенности его дей­ствий. Вадима же после боевого дня с нами не было. Все это не могло не отразиться на боевой форме Вадима.

Группу, в которой летал в последний раз Фадеев, воз­главлял я. В том вылете мы шли на линию фронта шестёркой: ввиду низкой облачности к моему хорошо слетанному р звену подключили пару Фадеева. Я, как всегда, взял курс в тыл к немцам, чтобы там подловить бомбардировщиков. При подходе к реке Кубани Вадим стал отклоняться вос­точнее. На мои призывы приблизиться ко мне он отвечал согласием, но все дальше отходил от нас. Опытный летчик, он, конечно, понимал, что не должен отрываться своей парой от всей группы. Может быть, он, командир эскадрильи, поставленный мне в подчинение, старался показать, что сумеет действовать и без моих указаний, целиком само­стоятельно. Над станицей Варениковской мы наскочили на группу «юнкерсов», которые, прикрываясь облаками, кра­лись к линии фронта. Мое звено завязало с ними бой. Ва­дим же, идя далеко от нас, восточнее, вышел на Крымскую, где в это время кружилась группа «мессершмиттов». Очень тяжело было Вадиму и Андрею Труду парой вести бой с двенадцатью вражескими истребителями.  В том бою само­лет Вадима был подбит. Андрей Труд, скованный боем, не смог оказать ему помощи. Мы же дрались с бомбардиров­щиками и истребителями далеко западнее и не знали, в ка­кой ситуации оказался Вадим. Его израненную машину добили фашистские стервятники. Через некоторое время к нам пристроился его ведомый Андрей Труд. 

И в последнем своем бою Вадим проявил присущие ему мужество и мастерство, но дали себя знать и обычные для него недооценка сил врага, пренебрежение реальной опас­ностью.

Эти мои раздумья, с которыми я ни с кем не делил­ся, ибо не хотел бросить ни малейшей тени на светлый образ Вадима Фадеева, еще крепче утвердили меня в не­которых незыблемых нормах поведения летчика на земле и в воздухе. Нарушишь их — расплата придет неминуемо...

В эти дни, когда я бродил по земле как оглушенный, ко мне вдруг подошел незнакомый летчик и доложил о том, что он явился в мое распоряжение. Глядя на показавшееся мне знакомым лицо, я не сразу сообразил, почему, собственно, он явился именно ко мне. А стоял передо мной не кто иной, как Олефиренко.

-— Отпустили? — спросил я.

• Отпустили, товарищ капитан.
• Значит, будем начинать с самого начала?
• Да, с полетов по кругу, — смущенно улыбнулся Оле­фиренко. Он, немолодой уже летчик, действительно должен был начинать с азов.
• Устроились с жильем?
• Да. Спасибо.
• Когда ж начнем?
• Хоть сейчас, товарищ капитан.

—- Пошли к машине!

Настроение энергичного, целеустремленного Олефирен­ко передалось и мне. Я тоже загорелся желанием поскорее подняться с ним в небо.

__________________

 

В ожесточенных воз­душных боях в небе Ку­бани впервые были при­менены новые методы и способы воздушного боя истребителей. Их иници­аторами были А. Пок­рышкин и его однопол­чане. В эти дни он зор­ко следил за тактикой и маневрами врага. Часто в одиночку поднимался в небо и, навязывая нем­цам бой, старался изу­чить их поведение. В дни напряженных боев отта­чивалось его мастерство.

В боях за Кубань 52 летчикам было присвоено звание Героя Советского Союза. Среди них осо­бенно отличились А. По­крышкин, братья Д. Глинка и Б. Глинка, Н. Смирнов, В. Семенишин, В. Фадеев, Г. Речкалов и ДР.

На Кубани за весь пе­риод боевых действий фронтовой авиацией и авиацией Черноморского флота было совершено около 35 тыс. самолетовы­летов. Было уничтожено 1100 самолетов противни­ка. Среди них были луч­шие истребительные эс­кадры: «Зеленое сердце», «Мельдерс», «Удет».

 

Ткаченко Е.Н.

Лектор-экскурсовод Отдела по краеведению                                               

и работе с ветеранами при музее имени Героя

Советского Союза С.С. Аракеляна