в рамках заседания КЛО «Исторические хроники» и КЛО «КоллекционерЪ», посвященнного Дню памяти и скорби, 79-летию со дня начала Великой Отечественной войны и обороны Брестской крепости (1941), 120-летию Героя Советского Союза майора П. М. Гаврилова

  Русского солдата мало убить, его надо еще и повалить!

                                                                                                        Фридрих II Великий

ПОЧЕМУ НАЧАЛО ВОЙНЫ – НЕ ПОРАЖЕНИЕ, А ПОБЕДА?

                                                                   Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина. 20/VII–41

                                                                     Надпись, процарапанная на стене Брестской крепости

Основным условием успеха для «Операции «Барбаросса» были не внезапность и не создание многократного превосходства на направлениях главного удара. Не удары танковыми клиньями и даже не успешный обход Припятских болот, упоминание о которых назойливо переходит из одного варианта этого плана в другой.

Главным условием победы была скоротечность войны.

Директива № 21 Верховного командования («Операция «Барбаросса»). Ставка фюрера. № 33408. Отпечатано 9 экз. Совершенно секретно. Подпись: Адольф Гитлер. 18.12.1940. «Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии».

Из директивы по стратегическому сосредоточению и развертыванию войск («Операция «Барбаросса»). Генеральный штаб. Оперативный отдел. №  050/41. Отпечатано 20 экз. Совершенно секретно. Только для командования. 31 января 1941 г. «Операции должны быть проведены таким образом, чтобы посредством глубокого вклинения танковых войск была уничтожена вся масса русских войск, находящихся в Западной России. При этом необходимо предотвратить возможность отступления боеспособных русских войск в обширные внутренние районы страны».

Два-три месяца. Максимум – пять. Это не шапкозакидательство – этой национальной славянской болезнью генералы вермахта не страдали. Это был план, базированный на всей предыдущей success story – истории успеха немецкого оружия. Вся кампания во Франции заняла у них лишь 14 дней79, а в Польше – 18, на четыре дня больше80. Германия ждала от своего фюрера, а фюрер от своего вермахта – блицкрига. Еще в конце июля 1941 года, через месяц после начала войны, немецкое командование рассчитывало, что цели «Барбароссы» будут достигнуты в ближайшее время. Москва и Ленинград по плану – 25 августа. Волга – начало октября. Баку и Батуми – начало ноября. Этим планам не суждено было сбыться ни 25 августа, ни 25 декабря. Никогда. Ибо я убежден: Гитлер проиграл войну Красной армии – и я не отделяю ее героических солдат от ее руководства – уже в августе 1941-го, когда «Операция «Барбаросса» была сорвана. Самые большие беды, жертвы и страдания советского народа были впереди. Еще не раз будет казаться, что Россия висит на волоске. Но уже ничего нельзя было изменить. Германия не могла вести в России затяжную войну.

 

В НЕБЕ НАД БРЕСТСКОЙ КРЕПОСТЬЮ.

 

 45-я немецкая дивизия вела бой у Бреста в полном составе до 1 июля 1941 года. Брестская крепость, первой принявшая на себя удар, не сдавалась. Затем против горстки наших окруженных со всех сторон, лишенных воды и еды бойцов были оставлены два штурмовых батальона, усиленные артиллерией. Об истории обороны Брестской крепости на земле слышали многие. Я расскажу о первых боях в небе над Брестом 22 июня 1941 года. Около 10 часов утра на подступах к Бресту четыре самолета 123-го истребительного авиаполка, пилотируемые молодыми офицерами Можаевым, Жидовым, Рябцевым и Назаровым, вступили в бой с восемью Ме-109. Сразу же был подбит самолет Жидова. Когда он пошел на снижение, три немца стали атаковать его сверху – чтобы добить. Можаев, прикрывая выход товарища из боя, пулеметной очередью сразил одного из них. Тем временем второй самолет был подожжен самим падающим Жидовым. К концу воздушного боя Рябцев, израсходовав весь боекомплект, повел свою «Чайку» на «мессершмитт» и протаранил его. Вместе с обломками рухнул на землю и гитлеровский летчик. Сам Рябцев благополучно спустился на парашюте. Так на глазах защитников Брестской крепости был совершен один из первых (по данным энциклопедии «Асы Сталина», в тот день – уже 9-й) воздушных таранов в Великой Отечественной войне. Этот крохотный эпизод – к истории про то, как весь наш воздушный флот был уничтожен немцами в первые часы на аэродромах, про мальчишек-осоавиахимовцев, которых пачками сбивали асы Геринга, и растерянных летных комиссарах, бегавших, вытаращив глаза, в исподнем по разбомбленным аэродромам. Всякое, видимо, в бардаке первых дней/недель войны было. Но было и другое. Как и эти – уже в первые минуты войны – победы в небе над Брестом, вдохновившие защитников крепости на небывалую в истории войн оборону.

 

   ПЕРВЫЕ РОСТКИ ПОБЕДЫ  

 Цель – Ленинград – отодвигалась от нас в далекое будущее…

 дело принимало серьезный оборот.

 

Генерал Манштейн. «Утерянные победы»

 

Да, летом 41-го было всякое. Пыльные колонны наших пленных, дороги, забитые беженцами, дезертиры и расстрелы (вызвали в Москву и расстреляли всю верхушку командования ЗапОВО), были паника и ощущение свершившейся катастрофы. Но если бы было только это, как нам часто представляется по сегодняшним фильмам и книгам, то 25 августа немцы действительно маршировали бы по Москве. Значит, происходило и другое. Планировались и осуществлялись контрудары. Перестраивалась стратегия. Подтягивались резервы. А главное, открылось удивительное русское явление – массовый героизм. Давайте отметим пунктиром, штрихами некоторые, казалось бы, незначительные эпизоды, которые, складываясь вместе, уже тогда обозначали нашу будущую Победу.

ГРОДНО (БЕЛОРУССИЯ, У ГРАНИЦЫ С ПОЛЬШЕЙ)

Самый первый контрудар Красная армия нанесла уже утром второго дня войны – 23 июня – южнее Гродно, во фланг вражеской группировке. Шесть немецких дивизий оказались на несколько суток прикованы к району Гродно и понесли большие потери. 29 июня генерал Гальдер сделал в дневнике следующую запись: «Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволять себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это недопустимо…»

ЛИДА (ЗАПАДНАЯ БЕЛОРУССИЯ, РЯДОМ С ГРОДНО)

Героически действовали в районе города Лиды (там будет позже разворачиваться действие фильма «В августе 1944-го») наши артиллеристы. Оборудовав противотанковый рубеж на реке Дзитва, встала обороной 8-я отдельная противотанковая бригада, которой командовал полковник с говорящей фамилией Стрельбицкий. На этом рубеже ожесточенные бои велись почти неделю — до 28 июня. Артиллеристы уничтожили 60 танков противника. Полковник Стрельбицкий награжден орденом Красного Знамени.

ПОГРАНИЧНИКИ

 От 20 до 30 минут – столько времени немцы отводили на взятие погранзастав согласно плану «Барбаросса». Однако многие заставы держались сутками. 5-я застава 17-го погранотряда – вы что-нибудь о ней слышали? Одна из сотен. Вот что рассказывал старшина этой заставы И. П. Максимов: «Сначала фашисты открыли по нам артиллерийский огонь. После двухчасовой артподготовки, примерно в 6.00, в воздух поднялись немецкие самолеты и начали бомбить. Мы находились под таким обстрелом, что вынуждены были в окопах полного профиля рыть еще и щели, чтобы людей не поражали осколки. Часть пограничников была на границе, остальные заняли круговую оборону заставы, благо за два дня до начала войны были вырыты еще два окопа. Первым встретил немцев наряд в составе четырех человек. На понтонном мосту они подбили бронетранспортер и мотоциклиста. Почти в семь утра появилась первая цепь немцев. Наступали плечом к плечу, с трубками во рту. Мы подпустили их на бросок гранаты и открыли огонь из имеющихся у нас винтовок, пулеметов. Наступление было отражено. Фашистам только оставалось подогнать несколько танков, погрузить на них трупы и отвезти за Буг».

БИЛИ ВРАГА НА ЕГО ТЕРРИТОРИИ

Первый месяц войны памятен еще и дерзкими контрударами советских войск, в числе которых легендарный Дунайский десант моряков флотилии контр-адмирала Николая Абрамова, пограничников 79-го пограничного отряда подполковника Саввы Грачева, а также 51-й Перекопской стрелковой дивизии генерал-майора Петра Цирульникова 24 июня 1941 года. Он стал не только первым советским морским десантом в ходе Великой Отечественной войны и не только первой успешной операцией такого типа: советским войскам удалось захватить на румынском берегу плацдарм площадью 280 кв. км и почти месяц удерживать его, не позволяя противнику даже пересечь государственную границу! Кроме того, Дунайский десант имел колоссальное психологическое значение для всего советского народа. Предпринятая операция выступала доказательством того, что Красная Армия действительно умеет воевать на чужой земле и малой кровью. Другое такое доказательство было дано в то же самое время на противоположном конце советско-германского фронта – на Кольском полуострове. Там непроходимым для противника стал участок советско-финской границы на хребте Мустатунтури, где немецкие войска, начавшие наступление 29 июня 1941 года, вообще не сумели ступить на нашу землю.

СМОЛЕНСК

Смоленское сражение началось 10 июля 1941-го. Смоленск опять, как в разгар Смуты в начале XVII века, встал Нерушимой стеной на пути иноземного войска Это был большой жилой город. Там не был подготовлен оборонительный рубеж. Уже и линия Молотова, и линия Сталина – в глубоком тылу немцев. Дорога на Москву – открыта. Гитлер знал это и планировал взять Смоленск с ходу, за 12 дней. Но эта битва продолжалась два месяца. Именно там, под Смоленском, окончательно рухнула «Операция «Барбаросса». Цена первых успехов Под Смоленском наши безвозвратные потери составили 486 171 человек, а санитарные – 273 803 человека. Страшные цифры. Но и у немцев танковые дивизии лишились половины личного состава и машин, общие потери составили около полумиллиона человек. Здесь впервые – уже в первые месяцы войны – мы начинали выходить на паритет по потерям.

УДАР ПО БЕРЛИНУ

В 21:00 7 августа с аэродрома Кагул на острове Эзель поднялась особая ударная группа из 15 бомбардировщиковДБ-3 ВВС Балтийского флота под командованием командира полка полковника Преображенского Е. Н., загруженных бомбами ФАБ-100 и листовками. Звеньями командовали капитаны Гречишников В. А. и Ефремов А. Я., штурманом летел Хохлов П. И. Полёт проходил над морем на высоте 7000 м по маршруту: остров Эзель (Сааремаа) — Свинемюнде — Штеттин — Берлин.

В 1:30 8 августа пять самолётов осуществили сброс бомб на хорошо освещённый Берлин, остальные отбомбились по берлинскому предместью и Штеттину. Проконтролировать результаты налёта лётчикам не позволила немецкая ПВО, активность которой стала так велика, что заставила радиста Василия Кротенко прервать режим радиомолчания и сообщить о выполнении задания в радиоэфире: «Моё место — Берлин! Задачу выполнили. Возвращаемся на базу!». В 4 утра 8 августа, после семичасового полёта, экипажи без потерь вернулись на аэродром. Указом от 13 августа звание Героя Советского Союза получили полковник Преображенский, пилоты Василий Гречишников, Андрей Ефремов, Михаил Плоткин и флагманский штурман полка Петр Хохлов. Орденами Ленина были награждены 13 человек, Красного Знамени и Красной Звезды – 55 человек.

 

ПЕРВЫЕ ГЕРОИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

8 июля 1941 года был подписан первый в годы войны Указ Президиума ВС СССР о присвоении звания Героя Советского Союза летчикам Жукову М. П., Здоровцеву С. И. и Харитонову П. Т., прикрывавшим Ленинград от налетов вражеской авиации и сбившим каждый по несколько самолетов противника. Здоровцев вел затяжной бой с бомбардировщиками противника, пока не расстрелял все патроны. Пошел на таран – и вражеский самолет вместе с экипажем врезался в землю, а Здоровцев остался невредим. Харитонов, израсходовав боеприпасы, тоже не вышел из боя, атаковал вражеский бомбардировщик безоружным, но хитро, не таранил, а изящно, как гонщик «Формулы-1», на скорости в 300–400 км/ч проскользнул вдоль немца – и вскользь винтом отрубил ему воздушные рули. Уничтожив противника, Харитонов благополучно посадил свой самолет невредимым на аэродроме. Жуков (эта фамилия вскоре тоже станет говорящей) также под конец затяжного боя – уже без боеприпасов – совершил виртуозный прием военного пилотажа: прижимал своей машиной самолет люфтваффе книзу, пока фриц, не в состоянии вырулить, в конце концов на сверхнизком полете не рухнул прямиком в Псковское озеро.

Хотя советские пограничники первыми приняли на себя вражеский удар 22 июня 1941 года, Герои Советского Союза среди них появились только два месяца  спустя. Зато сразу шесть   человек: младшие  сержанты Иван Бузыцков, Василий Михальков, лейтенанты Кузьма Ветчинкин, Анатолий Рыжиков, старшие лейтенанты Никита Кайманов, Александр Константинов. Пятеро служили в Молдавии, Кайманов — в Карелии. Все шестеро получили награды за свои героические действия в первые дни войны. И все шестеро дошли до конца войны и продолжали службу после Победы — в тех же погранвойсках.

Первым Героем Советского Союза среди пехотинцев 22 июля 1941 года стал командир 1-й Московской мотострелковой дивизии 20-й армии Западного фронта полковник Яков Крейзер. Он был награжден за успешное сдерживание немцев на реке Березина и в боях за Оршу.

2 августа 1941года первым артиллеристом - Героем Советского Союза стал наводчик «сорокопятки» 680-го стрелкового полка 169-й стрелковой дивизии 18-й армии Южного фронта красноармеец Яков Кольчак. 13 июля 1941 года он за час боя сумел поразить из своей пушки четыре вражеских танка!

Первыми Героями Советского Союза из числа партизан стали предводители партизанского отряда «Красный Октябрь», действовавшего на территории Белоруссии: комиссар отряда Тихон Бумажков и командир Федор Павловский. Указ об их награждении был подписан 6 августа 1941 года. Из двух героев до Победы дожил только один — Федор Павловский, а комиссар отряда «Красный Октябрь» Тихон Бумажков, успевший получить в Москве свою награду, погиб в декабре того же года, выходя из немецкого окружения.

ЛЕГЕНДА БРЕСТСКОЙ КРЕПОСТИ

Ведя тяжкую борьбу, советские войска под ударами врага отступали все дальше к востоку. Земли Белоруссии, Украины, Прибалтики были захвачены врагом. Гнетущее, тяжёлое чувство охватывало воинов, отходивших с оружием в руках на восток. Каждый шаг назад болью отдавался в сердце; проходя через города и деревни, нестерпимо стыдно было глядеть в глаза женщин и детей, с немым вопросом, с надеждой и мольбою смотревших на своих защитников. С каждым шагом назад всё сильнее давило душу свинцовое ощущение неотвратимой и грозной беды, нависшей над Родиной и народом, над родными и близкими людьми. С каждым метром отданной врагу земли все горячей вскипала в сердце ненависть к захватчикам. И все эти чувства – горечь и боль, стыд и раскаяние, ненависть и тревога, – как в огненной печи, медленно и постепенно переплавлялись в душе человека, образуя новый сплав особой твёрдости – каменное упорство в бою, стальную решимость стоять насмерть и любой ценой остановить врага. Так на горьких путях неудач и поражений возникала в людских сердцах великая, непреклонная воля к победе.

Именно в эти чёрные, полные горечи дни отступления в наших войсках родилась легенда о Брестской крепости. Трудно сказать, где появилась она впервые, но, передаваемая из уст в уста, она вскоре прошла по всему тысячекилометровому фронту от Балтики до причерноморских степей.

Это была волнующая легенда. Рассказывали, что за сотни километров от фронта, в глубоком тылу врага, около города Бреста, в стенах старой русской крепости, стоящей на самой границе СССР, уже в течение многих дней и недель героически сражаются с врагом наши войска. Говорили, что противник, окружив крепость плотным кольцом, яростно штурмует её, но при этом несёт огромные потери, что ни бомбы, ни снаряды не могут сломить упорства крепостного гарнизона и что советские воины, обороняющиеся там, дали клятву умереть, но не покориться врагу и отвечают огнём на все предложения гитлеровцев о капитуляции.

Неизвестно, как возникла эта легенда. То ли принесли её с собой группы наших бойцов и командиров, пробиравшиеся из района Бреста по тылам немцев и потом пробившиеся через фронт. То ли рассказал об этом кто-нибудь из фашистов, захваченных в плен. Говорят, лётчики нашей бомбардировочной авиации подтверждали, что Брестская крепость сражается. Отправляясь по ночам бомбить тыловые военные объекты противника, находившиеся на польской территории, и пролетая около Бреста, они видели внизу вспышки снарядных разрывов, дрожащий огонь стреляющих пулемётов и текучие струйки трассирующих пуль.

Однако все это были лишь рассказы и слухи. Действительно ли сражаются там наши войска и что это за войска, проверить было невозможно: радиосвязь с крепостным гарнизоном отсутствовала. И легенда о Брестской крепости в то время оставалась только легендой. Но, полная волнующей героики, эта легенда была очень нужна людям. В те тяжкие, суровые дни отступления она глубоко проникала в сердца воинов, воодушевляла их, рождала в них бодрость и веру в победу.

Гитлеровское командование располагало сведениями о численности гарнизона, оставшегося в крепости. И фельдмаршал Клюге, который командовал 4-й немецкой армией, наступавшей на Брест, надеялся овладеть цитаделью в первые же часы боев. Чтобы вернее обеспечить этот успех, он решил создать здесь подавляющее превосходство в силах. В приграничную полосу напротив Брестской крепости был выдвинут целый армейский корпус генерала Шрота – три свежие пополненные пехотные дивизии, из которых одна – 45-я дивизия – когда-то первой вошла в горящую Варшаву и в побеждённый Париж и пользовалась в германской армии славой одного из лучших соединений, заслужив не раз личное одобрение Гитлера. Этой дивизии теперь предстояло нанести главный удар по Брестской крепости.

Вся корпусная артиллерия Шрота с многочисленными приданными ему артиллерийскими и миномётными частями была заранее подтянута к крепости и замаскирована в густых зарослях левого берега Буга. Германские генералы были уверены, что уже один этот мощный и неожиданный огневой удар в сочетании с усиленной бомбёжкой с воздуха должен будет сломить дух крепостного гарнизона и пехоте, которая бросится в атаку после артиллерийской подготовки, останется лишь взять в плен ошеломлённых и подавленных русских солдат. У противника было более чем десятикратное превосходство в силах. Это превосходство возрастало во много раз благодаря полной внезапности предательского ночного нападения.

В ночь начала войны в Брестской крепости был совсем незначительный и разрозненный гарнизон, не имевший к тому же достаточного вооружения и боевой техники и вдобавок застигнутый врагом врасплох. Значит, дело было не в численности, не в оснащённости войск, не в их боевой готовности. Значит, если фронтовая легенда о Брестской крепости была правдой, оставалось только одно возможное объяснение того, почему так долго и успешно сопротивлялся гарнизон. Его удивительная стойкость могла иметь только одну причину – героическое упорство, воинское мужество и боевое мастерство самих защитников крепости. Видимо, крепче земляных и каменных укреплений, грознее самой мощной боевой техники оказались наши люди – советские воины. И слово «крепость» в этой легенде надо было понимать не в прямом, а скорее в переносном смысле. Речь шла о крепости духа этих людей, о крепости воли тех, кто принял на себя этот первый страшный удар врага.

Но кто знал тогда, есть ли правда в этой легенде? Не была ли она просто красивым героическим вымыслом, который создала чья-то богатая фантазия, быть может, для того, чтобы поднять дух, подбодрить людей в тот тяжёлый период поражений и неудач?

Только время могло ответить на этот вопрос. И оно ответило.

ЛЕГЕНДА СТАНОВИТСЯ БЫЛЬЮ

Прошло девять месяцев с начала войны. Остались позади трудные дни первых неудач и поражений. Враг был остановлен на ближних подступах к Москве, и зимою Красная Армия нанесла ему здесь мощный удар, разгромив и отбросив на запад войска противника. Почти одновременно гитлеровская армия потерпела поражения на севере и на юге – под Тихвином и Ростовом. Зимой и весной 1942 года на ряде участков фронта инициатива перешла к советским войскам.

В неослабевающем напряжении этой борьбы, в цепи тяжких битв, среди новых суровых испытаний поблекла в памяти людей и, казалось, навсегда ушла в прошлое фронтовая легенда о крепости над Бугом, родившаяся в первые месяцы войны. И вдруг совершенно неожиданно люди снова вспомнили о Брестской крепости, и старая легенда сразу превратилась в волнующую героическую быль.

В феврале 1942 года на одном из участков фронта в районе Орла наши войска разгромили-45-ю пехотную дивизию противника. При этом был захвачен архив штаба дивизии. Разбирая документы, захваченные в немецком архиве, наши офицеры обратили внимание на одну весьма любопытную бумагу. Этот документ назывался «Боевое донесение о занятии Брест-Литовска», и в нём день за днём гитлеровцы рассказывали о ходе боев за Брестскую крепость.

Вопреки воле немецких штабистов, которые, естественно, старались всячески превознести действия своих войск, все факты, приводимые в этом документе, говорили об исключительном мужестве, о поразительном героизме, о необычайной стойкости и упорстве защитников Брестской крепости. Как вынужденное невольное признание врага звучали последние заключительные слова этого донесения.

«Ошеломляющее наступление на крепость, в которой сидит отважный защитник, стоит много крови, – писали штабные офицеры противника. – Эта простая истина ещё раз доказана при взятии Брестской крепости. Русские в Брест-Литовске дрались исключительно настойчиво и упорно, они показали превосходную выучку пехоты и доказали замечательную волю к сопротивлению».

Таково было признание врага.

Это «Боевое донесение о занятии Брест-Литовска» было переведено на русский язык, и выдержки из него опубликованы в 1942 году в газете "Красная звезда ". Так, фактически из уст нашего врага, советские люди впервые узнали некоторые подробности замечательного подвига героев Брестской крепости. Легенда стала былью.

Прошло ещё два года. Летом 1944 года, во время мощного наступления наших войск в Белоруссии, Брест был освобождён. 28 июля 1944 года советские воины впервые после трех лет фашистской оккупации вошли в Брестскую крепость.

Почти вся крепость лежала в развалинах. По одному виду этих страшных руин можно было судить о силе и жестокости происходивших здесь боев. Эти груды развалин были полны сурового величия, словно в них до сих пор жил несломленный дух павших борцов 1941 года. Угрюмые камни, местами уже поросшие травой и кустарником, избитые и выщербленные пулями и осколками, казалось, впитали в себя огонь и кровь былого сражения, и людям, бродившим среди развалин крепости, невольно приходила на ум мысль о том, как много видели эти камни и как много сумели бы рассказать, если бы произошло чудо и они смогли заговорить.

И чудо произошло! Камни вдруг заговорили! На уцелевших стенах крепостных строений, в проёмах окон и дверей, на сводах подвалов, на устоях моста стали находить надписи, оставленные защитниками крепости. В этих надписях, то безымянных, то подписанных, то набросанных второпях карандашом, то просто нацарапанных на штукатурке штыком или пулей, бойцы заявляли о своей решимости сражаться насмерть, посылали прощальный привет Родине и товарищам, говорили о преданности народу и партии. В крепостных руинах словно зазвучали живые голоса безвестных героев 1941 года, и солдаты 1944 года с волнением и сердечной болью прислушивались к этим голосам, в которых были и гордое сознание исполненного долга, и горечь расставания с жизнью, и спокойное мужество перед лицом смерти, и завет о мщении.

«Нас было пятеро: Седов, Грутов И., Боголюбов, Михайлов, Селиванов В. Мы приняли первый бой 22.VI.1941. Умрём, но не уйдём!» – было написано на кирпичах наружной стены близ Тереспольских ворот.

В западной части казарм в одном из помещений была найдена такая надпись: «Нас было трое, нам было трудно, но мы не пали духом и умрём как герои. Июль. 1941».

В центре крепостного двора стоит полуразрушенное здание церковного типа. Здесь действительно была когда-то церковь, а впоследствии, перед войной, её переоборудовали в клуб одного из полков, размещённых в крепости. В этом клубе, на площадке, где находилась будка киномеханика, на штукатурке была выцарапана надпись: «Нас было трое москвичей – Иванов, Степанчиков, Жунтяев, которые обороняли эту церковь, и мы дали клятву: умрём, но не уйдём отсюда. Июль. 1941».

Эту надпись вместе со штукатуркой сняли со стены и перенесли в Центральный музей Советской Армии в Москве, где она сейчас хранится. Ниже, на той же стене, находилась другая надпись, которая, к сожалению, не сохранилась, и мы знаем её только по рассказам солдат, служивших в крепости в первые годы после войны и много раз читавших её. Эта надпись была как бы продолжением первой: «Я остался один, Степанчиков и Жунтяев погибли. Немцы в самой церкви. Осталась последняя граната, но живым не дамся. Товарищи, отомстите за нас!» Слова эти были выцарапаны, видимо, последним из трех москвичей – Ивановым.

Заговорили не только камни. В Бресте и его окрестностях, как оказалось, жили жены и дети командиров, погибших в боях за крепость в 1941 году. В дни боев эти женщины и дети, застигнутые в крепости войной, находились в подвалах казарм, разделяя все тяготы обороны со своими мужьями и отцами. Сейчас они делились воспоминаниями, рассказывали много интересных подробностей памятной обороны.

И тогда выяснилось удивительное и странное противоречие. Немецкий документ, о котором я говорил, утверждал, что крепость сопротивлялась девять дней и пала к 1 июля 1941 года. Между тем многие женщины вспоминали, что они были захвачены в плен только 10, а то и 15 июля, и когда гитлеровцы выводили их за пределы крепости, то на отдельных участках обороны ещё продолжались бои, шла интенсивная перестрелка. Жители Бреста говорили, что до конца июля или даже до первых чисел августа из крепости слышалась стрельба, и гитлеровцы привозили оттуда в город, где был размещён их армейский госпиталь, своих раненых офицеров и солдат.

Таким образом, становилось ясно, что немецкое донесение о занятии Брест-Литовска содержало заведомую ложь и что штаб 45-й дивизии противника заранее поспешил сообщить своему высшему командованию о падении крепости. На самом же деле бои продолжались ещё долго.

Правда, прямых доказательств этого на первых порах не было. Но вот в 1950 году научный сотрудник московского музея, исследуя помещения западных казарм, нашёл ещё одну надпись, выцарапанную на стене. Надпись эта была такой: «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!» Подписи под этими словами не оказалось, но зато внизу стояла совершенно ясно различимая дата – «20 июля 1941 года». Так удалось найти прямое доказательство того, что крепость продолжала сопротивление ещё на 29-й день войны, хотя очевидцы стояли на своём и уверяли, что бои шли больше месяца.

После войны в крепости производили частичную разборку развалин и при этом под камнями нередко находили останки героев, обнаруживали их личные документы, оружие. Останки героев торжественно предавали земле на брестском гарнизонном кладбище, а их оружие и документы становились экспонатами наших музеев.

Так, в 1949 году в цитадели при разборке развалин Тереспольской башни под камнями были найдены останки защитника крепости молодого лейтенанта Алексея Наганова. В кармане полуистлевшей гимнастёрки сохранился его комсомольский билет, который дал возможность установить личность погибшего.

Рядом с Нагановым лежал его пистолет. В обойме оружия осталось три патрона. Четвёртый патрон был в канале ствола, а курок пистолета стоял на боевом взводе, свидетельствуя о том, что отважный комсомолец погиб сражаясь. Жители Бреста с почестями похоронили останки лейтенанта, и именем Алексея Наганова была названа одна из улиц города.

В ноябре 1950 года под развалинами одного из участков казарм был обнаружен так называемый «Приказ э 1», вернее его остатки. Это были три обрывка бумаги, второпях исписанные карандашом, – боевой приказ, который 24 июня 1941 года набросали командиры, возглавлявшие оборону центральной крепости. «Приказ э 1», по существу, остался до настоящего времени единственным документом, относящимся к Брестской обороне, которым располагают историки. Из этого приказа мы впервые узнали фамилии руководителей обороны центральной цитадели: полкового комиссара Фомина, капитана Зубачева, старшего лейтенанта Семененко и лейтенанта Виноградова.

В феврале 1955 года писатель Сергей Сергеевич Смирнов после долгих поисков установил имя майора, возглавившего оборону Восточного форта крепости: «В форту чётко работал штаб, здесь продолжительное время действовала телефонная связь, чего не было на других участках крепости. И все это, по мнению Коломийца (участник обороны крепости - авт.), было результатом энергичной организаторской деятельности майора, который командовал обороной Восточного форта.

Коломиец с увлечением рассказывал об этом майоре. По его словам, это был необычайно волевой человек, прекрасный организатор, испытанный боевой командир, который показывал бойцам пример бесстрашия и мужества и был подлинной душой всей этой обороны, стойко отражавшей натиск фашистов в течение многих дней.

Я спросил фамилию этого майора, но, к сожалению, Коломиец забыл её. Он стал вспоминать и сказал, что ему кажется, будто фамилия майора была Григорьев или как-то в этом роде.

Но к этому времени в моём распоряжении уже находился небольшой и пока ещё далеко не полный список командиров, сражавшихся в крепости. Он был составлен мной со слов участников обороны, с которыми мне приходилось до того встречаться. Каждого из них я прежде всего заставлял перечислять все сохранившиеся в его памяти фамилии защитников крепости. В этом списке, содержавшем тогда сто или двести имён, было и несколько майоров. Одного за другим я стал называть их Я. И. Коломийцу. Когда я дошёл до фамилии бывшего командира 44-го стрелкового полка майора Гаврилова, Коломиец встрепенулся и уверенно сказал, что оборону Восточного форта возглавил майор Гаврилов.

Я принялся с пристрастием допрашивать Коломийца, точно ли вспомнилась ему эта фамилия, не ошибается ли он. Но он твёрдо стоял на своём – там, в «подкове», его командиром был майор Гаврилов, и никто иной.

Дело в том, что в моих списках Гаврилов значился как погибший в первый день войны…».

Гаврилов Пётр Михайлович - командир 44-го стрелкового полка 42-й стрелковой дивизии 13-й армии Западного фронта, майор.

Родился 17 июня 1900 года в деревне Альведино ныне Пестречинского района Республики Татарстан в крестьянской семье. Татарин. Когда ему был 1 год, лишился отца. В 15 лет пешком отправился в Казань, работал чернорабочим, участвовал в Октябрьском вооруженном восстании.

В начале 1918 года добровольцем вступил в ряды Красной Армии, сражался на Восточном, Южном и Северо-Кавказском фронтах Гражданской войны. После гражданской войны он остался военным и долго жил в Краснодаре, командуя там различными воинскими подразделениями. Потом его послали на учёбу в Академию имени Фрунзе в Москву. После чего был назначен командиром 44-го стрелкового полка. Участвовал в советско-финляндской войне 1939-1940 годов.

С первого дня Великой Отечественной войны - в действующей армии. Майор Гаврилов П.М. с 22 июня по 23 июля 1941 руководил обороной Восточного форта Брестской крепости. Ему удалось сплотить вокруг себя всех уцелевших бойцов и командиров разных частей и подразделений, закрыть наиболее уязвимые места для прорыва врага. До 30 июня гарнизон форта оказывал организованное сопротивление, стойко отражая бесчисленные атаки врага и не давая ему ворваться в форт.

После применения врагом авиабомб повышенной мощности и разрушения ими части строений форта немцам удалось ворваться в форт и пленить большинство его защитников. С начала июля майор Гаврилов с уцелевшими бойцами перешёл к тактике внезапных вылазок и нападений на противника. 23 июля 1941 года от взрыва снаряда в каземате получил тяжёлое ранение и в бессознательном состоянии был пленён.

Годы войны провёл в гитлеровских концлагерях Хаммельбурга и Ревенсбурга, испытав все ужасы плена. Освобождён советскими войсками в мае 1945 года в концлагере Маутхаузен. Прошёл спецпроверку и был восстановлен в воинском звании. Но при этом был исключен из партии ввиду утраты партбилета и пребывания в плену, что сыграло негативную роль в его дальнейшей судьбе.

С осени 1945 года - начальник советского лагеря для японских военнопленных в Сибири на строительстве железной дороги Абакан-Тайшет. Он предотвратил эпидемию тифа среди японцев, ликвидировал злоупотребления со стороны японских офицеров, через которых снабжались пленные солдаты. Получил несколько благодарностей по службе за хорошую постановку дела в лагере. В июне 1946 года уволен в запас.

После войны до 1947 года проживал на родине, в Пестречинском районе Татарской АССР. Работал в совхозе, затем некоторое время - директором сельского кирпичного завода. Однако был уволен с должности и затем мог устроиться только на неквалифицированную работу. Из-за негативного отношения к нему местных руководителей был вынужден переехать в Краснодар в 1947 году. Там работал рабочим на тарной базе, экспедитором на приборостроительном заводе. В 1955 году наконец нашел жену и сына, с которыми расстался под бомбами в первый час войны. В 1956 году вышла в свет книга Сергея Сергеевича Смирнова "Брестская крепость", основанная на бесспорном фактическом материале. Это событие благоприятно отразилось на судьбе П.М. Гаврилова. Его восстановили в партии и он был представлен к высшей награде страны.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 января 1957 года за образцовое выполнение воинского долга при обороне Брестской крепости в 1941 году и проявленные при этом мужество и героизм Гаврилову Пётру Михайловичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда".

Много ездил по стране, активно занимался общественной работой. Скончался 26 января 1979 года и с воинскими почестями был похоронен в городе Бресте на Гарнизонном кладбище.

Награждён 2 орденами Ленина, медалями.

Почётный гражданин города Бреста.

В деревне Конь Пестречинского района установлен бюст Героя. Его имя носят улицы в Бресте, Казани, Краснодаре и Пестрецах. (Подробнее на ТАСС:https://tass.ru/spec/brest_krepost_oborona)

 

В 1939 году укрепления крепости позволили полякам продержаться против немцев три дня – это известно. Увы, мы не знаем, сколько дней точно держались наши защитники крепости. Точнее, сколько недель, месяцев. Мы не знаем имени человека, процарапавшего штыком на стене: «Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина. 20.VII.41 г.». Он ведь не подписался. 20 июля… Значит, этот солдат воевал в подземельях Брестской крепости уже месяц, практически без пищи и боеприпасов. У наших солдат были консервы и патроны, но совершенно не было воды. Немцы это быстро поняли и блокировали доступ из руин крепости к реке. Дожидались, пока последние защитники, врывшиеся в землю посреди гор разложившихся на жаре трупов, просто умрут от жажды. Несмотря на это, только организованная оборона крепости каким-то чудом продолжалась до августа 1941 года. Но долго еще и после боялись подходить немцы к подземельям. Словно зомби, восставшие из ада, поднимались оттуда по ночам черные тени, и звучали автоматные очереди. По немецким источникам, последние очаги сопротивления в Бресте были подавлены только в сентябре. Когда уже пали Киев и Смоленск. Есть и другие легенды. В северокавказской прессе был опубликован рассказ, как уже поздней осенью в момент, когда эсэсовцев выстроили на плацу для награждения за очередные «подвиги»… «…Из подземных казематов крепости вышел высокий подтянутый офицер Красной армии. Он ослеп… и шел с вытянутой левой рукой. Правая рука его лежала на кобуре пистолета, он был в рваной форме, но шел с гордо поднятой головой, двигаясь (на ощупь) вдоль плаца. Неожиданно для всех немецкий генерал вдруг четко отдал честь советскому офицеру, последнему защитнику Брестской крепости, за ним отдали честь и все офицеры немецкой дивизии. Красноармейский офицер вынул из кобуры пистолет, выстрелил себе в висок. Когда проверили документы – партийный и военный билеты, – узнали, что он уроженец ЧИАССР, старший лейтенант пограничных войск». Фамилия – Барханоев. Ее нет среди тех, чьи имена увековечены на плитах мемориального комплекса «Брестская крепость-герой». Там вообще нет фамилий трех четвертей защитников, так навсегда и оставшихся Неизвестными солдатами. Но действительно довольно много других кавказских – в том числе вайнахских. Так что хорошая легенда, правильная. В Интернете она гуляет под названием «Последний защитник Брестской крепости». Однако это не совсем точно, этот герой не был последним защитником. Писатель Сергей Смирнов, благодаря которому мы и знаем о подвиге героев Бреста, долгие годы пытался выяснить, кто же был последним или последними. Одна из глав его знаменитой книги, удостоенной Ленинской премии, так и называется – «Последние». Смирновым записан поразительный рассказ еврейского скрипача Ставского, позднее расстрелянного в гетто. Этот рассказ привел старшина Дурасов, который сам был ранен под Брестом, попал в плен и остался в рабочей команде при немецком госпитале. «Однажды, – это было, как вспоминает Дурасов, в апреле 1942 года, – скрипач опоздал часа на два на работу и, когда пришел, с волнением рассказал товарищам о том, что с ним случилось. На дороге его остановили немцы и увезли в крепость. Там, среди развалин, в земле была пробита широкая дыра, уходившая куда-то глубоко вниз. Вокруг нее с автоматами наготове стояла группа немецких солдат. – Спускайся туда! – приказал скрипачу офицер. – Там, в подземелье, до сих пор скрывается один русский. Он не хочет сдаваться и отстреливается. Ты должен уговорить его выйти наверх и сложить оружие – мы обещаем сохранить ему жизнь. Когда скрипач спустился, в темноте грянул выстрел.

– Не бойся, иди сюда, – говорил неизвестный. – Я выстрелил просто в воздух. Это был мой последний патрон. Я и сам решил выйти – у меня уже давно кончился запас пищи. Иди и помоги мне…  Когда они кое-как выкарабкались наверх, последние силы оставили незнакомца, и он, закрыв глаза, изнеможденно опустился на камни развалин. Гитлеровцы, стоя полукругом, молча, с любопытством смотрели на него. Перед ними сидел невероятно исхудавший, заросший густой щетиной человек, возраст которого было невозможно определить. Нельзя было также догадаться о том, боец это или командир, – вся одежда на нем висела лохмотьями. Видимо, не желая показать врагам свою слабость, неизвестный сделал усилие, чтобы встать, но тут же упал на камни. Офицер бросил приказание, и солдаты поставили перед ним открытую банку с консервами и печенье, но он не притронулся ни к чему. Тогда офицер спросил его, есть ли еще русские там, в подземелье. – Нет, – ответил неизвестный. – Я был один, и я вышел только для того, чтобы своими глазами посмотреть на ваше бессилие здесь, у нас, в России…  По приказанию офицера музыкант перевел ему эти слова пленного. И тогда офицер, обращаясь к своим солдатам, сказал: – Этот человек – настоящий герой. Учитесь у него, как нужно защищать свою землю…».

 Это было в апреле 1942 года. Имя и судьба героя остались неизвестными. Брестская крепость заложила, выражаясь современным языком, один из главных алгоритмов той войны. Ее защитников можно было убить. Можно было взять в плен. Но победить их было нельзя. Раз за разом уничтоженные очаги сопротивления снова оживали и назавтра огрызались огнем, а после очередного рапорта об «окончательной» зачистке крепости немецкое военное кладбище в ее окрестностях продолжало расширяться. Когда 24 июня майор Гаврилов возглавил оборону, у него было 400 бойцов. Чуть больше, чем у обессмертившего себя в веках спартанского царя Леонида.

Защитники Брестской крепости, чьи имена увековечены на плитах мемориала, по национальностям: адыгейцы – 1, азербайджанцы – 1, армяне – 8, балкарцы – 1, белорусы – 26, грузины – 4, евреи – 6, ингуши – 1, казахи – 4, калмыки – 2, карачаевцы – 1, кумыки – 1, латыши – 1, мордвины – 2, немцы – 1, русские – 162, татары – 2, узбеки – 1, украинцы – 40, чеченцы – 3, чуваши – 4. Сегодня под плитами мемориального комплекса «Брестская крепость» покоятся останки 962 погибших, установлены имена только 272 из них. Из надписей на плитах мемориала «Брестская крепость»: ШУМКОВ Александр Иванович р. в 1913 в г. Константиновка Донецкой обл., в РККА с 1939, окончил курсы мл. лейтенантов, лейтенант, командир 9-й стрелковой роты 84-го СП, погиб 22 июня 1941. ШУМКОВА Любовь Сергеевна р. в 1919 в д. Романово Лебедянского р-на Липецкой обл., жена лейтенанта А. И. Шумкова, командира 9-й стрелковой роты 84-го СП, погибла 22 июня 1941. ШУМКОВА Светлана Александровна, р. в декабре 1940 в г. Бресте, дочь лейтенанта А. И. Шумкова, погибла 22 июня 1941.

 

ВЫСТОЯЛИ! ПОБЕДИЛИ!

 

И в заключении еще три короткие истории:

 

 1. 18-летним парнем в ночь с 21 на 22 июня 1941 года встретил врага на западной границе нашей страны Михаил   Мясников, одним из первых взглянув в лицо войне. Сражался на Тереспольском укреплении, затем в Цитадели до 5 июля 1941 года.

Тяжелейшая обстановка заставила лейтенанта Жданова принять решение вывести из крепости оставшихся людей, чтобы, отходя лесами, соединиться с частями Красной Армии. Так как местность непрерывно освещалась вспышками ракет, то, пробиваясь из окружения, красноармейцы вновь были замечены немцами. Завязался бой, который длился около часа. Из крепости вышло только четверо бойцов. Используя предрассветное время, изнеможённые солдаты укрылись в посевах пшеницы неподалёку от крепости. К исходу дня от тяжёлого ранения один из бойцов скончался. Их осталось трое. 22 июля на северо-востоке показался Мозырь (город в Гомельской области). Ночью, во время пересечения линии фронта, Михаил Мясников и его сослуживец Сухоруков были в очередной раз ранены. Оборванные, исхудавшие, они были замечены нашим боевым охранением. После оказания первой медицинской помощи всех бойцов тут же отправили в госпиталь.

После выздоровления Михаил  Мясников   в августе 1942 года окончил Орловское бронетанковое училище, которое в это время находилось в г. Майкопе и  был назначен командиром танкового взвода в 63-й отдельной танковой бригаде. В 1943 году,   будучи командиром 1-й роты 2-го танкового батальона 63-й отдельной танковой бригады, Михаил Мясников отличился, сражаясь с гитлеровцами при освобождении Кубани, Анапского района. Был награждён орденом Красной Звезды и орденом Отечественной войны II степени. Особо отличился во время освобождения Севастополя – удостоен звания Героя Советского Союза. Войну он закончил 12 мая 1945 года на Курляндском полуострове.

25 июня 1961 года Михаил Мясников участвовал в торжественных мероприятиях, посвящённых 20-летию обороны Брестской крепости. Он был в числе почётных ассистентов знаменосца.  

 

2. Помимо Красного знамени 150-й стрелковой дивизии, ставшего символом Победы, в разных местах рейхстага были установлены более 40 знамен и флажков. С воздуха эскортом истребителей Як-3 на рейхстаг было сброшено два красных полотнища. Почетное право лететь в эскорте было предоставлено 23-летнему гвардии майору Ивану Лавейкину (1921 – 1986).

 

Мог ли в июне 1941 года младший лейтенант 10-й смешанной авиационной дивизии Иван Лавейкин, защищая небо над Брестом и впоследствии вспоминая, что «…первые воздушные бои были наивными и откровенными», предполагать, что уже в 1943 году, в 22 года, будет удостоен звания Героя Советского Союза, а в мае 1945 года лететь над столицей Германии?

 

Из воспоминаний Ивана Павловича Лавейкина: «1 мая 1945 г. в 12 часов дня взяли курс на Берлин. Под посадочными щитками самолета ведущего группы находилось красное полотнище. В 12 часов 25 минут летчики пролетели на высоте 800 метров над самым центром столицы Германии. Ведущий группы выпустил щитки. Кумачовые полотнища под тяжестью прикрепленных грузиков медленно опускались над рейхстагом, развеваясь в дымном берлинском небе как символ Победы».

 

На первом знамени на лицевой стороне было написано «Победа», а на обороте «Слава советским воинам, водрузившим Знамя Победы над Берлином», на втором – «Да здравствует 1 Мая!». Последние боевые вылеты Иван Лавейкин совершил 8 и 9 мая 1945 года, всего за годы войны на его счету 498 боевых вылетов, сбито 24 самолета врага лично и 15 – в групповых боях.

 

3. Старшина, командир пулеметного взвода 1-й роты 84-го стрелкового полка Константин Гуц сражался в 10-м форту в районе деревни Волынка, получив приказ пробиться в крепость и установить связь с командованием полка, был ранен и очнулся уже в госпитале г. Смоленска. После излечения вернулся в ряды Красной Армии.

 

И вот позади остались широкий Одер и «неприступные» Зееловские высоты, взяты предместья Берлина, а в ночь с 1 на 2 мая 1945 года закончился его штурм, гарнизон капитулировал. За участие в штурме Берлина Константин Гуц награжден орденом Отечественной войны I степени, медалью «За взятие Берлина».

 

Константин Петрович вспоминал этот день: «Прекратились взрывы и стрельба. Наступила непривычная тишина, от которой ломило уши. После объявления нашим командованием по радио о полной капитуляции фашистов над Берлином пронеслось мощное «ура», стихийно возник «салют Победы». В воздух стреляли из всех видов оружия, летели вверх шапки, фуражки, пилотки, танкошлемы и даже стальные каски. Были восторг, радость и слезы. Воины обнимались, радовались и плакали, вспоминали погибших друзей и товарищей, своих родных. После мы пели свои любимые песни…»

Каждый считал нужным оставить память, причастность к этим событиям: «…На закопченных стенах рейхстага, писали снаружи и внутри, кто чем мог – углем, мелом, краской, ножом, гвоздем, штыком и даже саперной лопатой… Мы с боевым другом также оставили свой автограф: «Сталинград – Берлин. Константин Гуц, Сергей Абрамов». Но, вернувшись в расположение танковой бригады, почувствовал себя беспокойно. Казалось, я что-то забыл, перед кем-то в долгу. Не отдал долг памяти своим землякам, приблизившим день Победы и погибшим в бою».

3 мая рано утром, раздобыв краски и кисть, с трудом найдя свободное место на стене рейхстага, Константин Петрович написал там фамилии погибших товарищей: «Мы, живые и мертвые, выполнили свой долг перед Родиной. Мы победили».

 

 

 

Помним!

          Спасибо за внимание!

                                        Доброго Вам здравия!

                                                                      До новых встреч!

                                                                                             А. Трущенко    

 

При подготовке урока использованы материалы из книг «Война. Мифы СССР. 1939-1945»  В.Р. Мединского, «Брестская крепость» С.С. Смирнова и из сети «Интернет».